О! Как ты дерзок, Автандил! - Александр Иванович Куприянов

немного, конечно, болтает, но ему, Димичелу, не привыкать, а Катрин потерпит, ведь парню будет интересно посмотреть на тайгу, лиман и реку сверху, он все увидит в первый раз и полюбит так, как любят они – Минигул и Димичел.

И не забудьте взять карабин – медведи уже потянулись к реке жрать рыбу, ведь идет первый нерест.

Не забуду, ответил Димичел, будьте уверены, не забуду. И про предохранитель не забуду тоже.

Как только вертолет поднялся и взял курс на Большой каньон, Димичел придвинулся к Катрин. Он к тому времени уже изрядно выпил. Они полулежали на перевернутой резиновой лодке, заранее надутой. Он расстегнул штормовку Катрин и принялся целовать ее тяжелые груди, он их высвободил из-под спортивной майки.

Катрин сердилась и старалась увернуться, ведь грузовой отсек и кабину пилотов разделяла прозрачная перегородка, и она не хотела, чтобы Иван видел их забавы. Но Димичел уже тяжело дышал и настаивал, он вспоминал, как это происходило у него с женщинами в поездах, самолетах и каютах морских кораблей, а вот в вертолете никогда не происходило, и надо было бы попробовать. А почему – нет?!

И тогда Катрин взгромоздила несколько сумок и рюкзаков друг на друга, как бы отгораживаясь от кабины пилотов. Она покорно расстегнула пояс спортивных брюк и расшнуровала кроссовки. Но Димичел, сморенный алкоголем и еще чем-то, может быть, пережитым потрясением от того, что любимая собака напала на него и он ее пристрелил, неожиданно уснул – с расстегнутыми брюками и с очками, висящими на самом кончике носа.

Катрин печально смотрела на него и наконец сняла очки с его носа, застегнула гульфик на брюках Дими и прилегла рядом, потому что лететь нужно было два часа. И она стала думать о том, что никогда не сможет остаться с ним и доверить ему свою дочь.

Потом заплакала, потому что она знала, что любит Димичела и не любит своего дурака-охранника, но ведь уже ничего не поправишь?! И неизвестно, как ей выбираться из такой ситуации. Она плакала очень тихо, чтобы не разбудить мужчину, такого странного и такого непохожего на людей, среди которых она выросла и жила, и которого она полюбила слишком, как ей казалось, поздно, чтобы хоть что-то исправить в своей жизни. Некоторые молодые женщины действительно думают, что после тридцати все заканчивается.

Вертолет пролетал над протокой Кантор, и Минигул показал Ивану две тени в реке, похожие сверху на два детских карандаша. В переговорное устройство Минигул сказал, что внизу, похожие на карандаши, таймени – самец и самка, они парами идут на нерест в верховья, и что если они сейчас сядут на косу, то красивых рыб можно будет свободно поймать спиннингом на блесну.

Ну так давайте сядем, предложил Иван, и он увидел, как таймени, напуганные стрекотом вертолета, метнулись под каменные полки берега.

Не могу, ответил пилот, шеф – он так называл Димичела – велел лететь в Большой каньон, у нас может не хватить полетного времени.

Минигул покосился в сторону грузового отсека и увидел, что перегородка заставлена рюкзаками и сумками. Он покачал головой – его хозяин был сегодня в ударе.

Пилот был уверен, что Димичел не хотел убивать свою овчарку. Но он сделал так, потому что был Димичелом, сильным человеком, за которым всегда должны были идти другие.

Сознают ли свою ответственность такие люди перед нами – теми, кого они приручили и кого повели за собой?

Вот о чем думал Минигул, управляя вертолетом над протокой Кантор.

6

Вертолет летел в сторону Большого каньона. В том месте скальные выступы зажимали большую реку в ее среднем течении. Там, в пенном галстуке двух проток, сейчас резвился Тайми.

Когда-то давно люди поднимались на косу в деревянных лодках, выдолбленных из ствола тополя, такие лодки назывались «ветками». Они начинали свой путь от мыса Убиенного, куда впадала горная река, и на шестах они шли против течения, обходя пороги и перетаскивая лодки через мелководье перекатов. Люди были не слабее тайменей и к теркам пробирались тоже, что случалось уже зимой, ближе к Рождеству и Новому году, потому что жители таежных мест, особенно хозяйки, не могли себе представить рождественский стол без особенных котлет, приготовленных из зубатки.

Зубаткой называли лосося, самцов и самок, не погибших до поздней осени. Они без устали кружили в ледяных проталинах, охраняя поля нерестилищ. Неважно, кижуч, кета или чавыча. Всех их люди называли зубаткой, потому что к зиме у самцов и самок отрастали желтые зубы, а ловили их на «подхват» – блесной с тройным крючком или, как говорили местные, «на смык», имея в виду леску, которой резко дергали, то есть смыкали, в дымящихся паром майнах, не замерзающих даже в декабре.

Никто не знал, почему река сковывалась льдом, а терки не замерзали. Многие думали, что только лососи помнят особые места нерестилищ, где вода не покрывается льдом до самых трескучих морозов, и только там из икринок могут появиться мальки, которые по весне скатятся в океан. Наверное, так оно и было, если помнить еще и про горячие ключи, которые били в истоках Кантор. Ихтиологи, наблюдающие за рыбами, называли верховья протоки Кантор природным инкубатором.

До терок люди шли долго и трудно. Сначала плыли на лодках-ветках до тех порогов, где еще кипела вода, потом лодки оставляли у домиков-зимовий, прислонив их к бревенчатым стенам, проконопаченным мхом-ягелем. Уже подбиралась зима, и дальше они шли на широких охотничьих лыжах, подбитых шкурами оленей, по очереди торили лыжню от зимовья к зимовью и заваривали в походном чайнике ветки лимонника.

Лимонник в изобилии рос по берегам протоки Кантор и даже зимой сохранял в своих стеблях бодрящие соки, сравнимые с теми добавками, которые употребляют современные спортсмены, желающие победить всех. Отличие местных рыбаков и охотников от спортсменов было в том, что свой стимулятор, а проще говоря – чай, заваренный на лимоннике, они употребляли, не таясь, и они знали, что все равно победят морозы, реку и поймают необходимую к их новогоднему столу зубатку. Даже если к тому времени, когда они сквозь метели и наледи проберутся к нерестилищам, проталины терок покроются первым ледком. Тогда они пробурят или пробьют специальным ломом, который здесь назывался пешней, лунки во льду и опустят туда свои немудреные снасти.

Пробираясь вдоль реки, по ее берегам, люди терпели лишения и преодолевали настоящие трудности: низкие температуры, туманы, дожди, позже – метели и заморозки, заломы из коряг и бревен, каменные осыпи и наледи – подмерзающие ручьи воды, кашу изо льда и мокрого снега, которую сильный – под тридцать градусов – мороз выдавливал из-под скал. Можно сказать, что они изо всех сил